Жизнеописание Бетховена - Трагедия музыканта и человека.

Бетховен

Индекс материала
Жизнеописание Бетховена
Занятия с X. Г. Нефе.
Идейно-эстетическое формирование юного Бетховена.
Положение в семье. Дружеские связи и окружение Бетховена.
Встреча с И. Гайдном. Творческие итоги.
ПЕРВЫЙ ВЕНСКИЙ ПЕРИОД (1792-1802)
Бетховен — пианист и импровизатор.
Венские учителя Бетховена.
На пороге творческой зрелости.
Бетховен и меценаты.
Трагедия музыканта и человека.
ПЕРИОД ЗРЕЛОГО ТВОРЧЕСТВА (1803—1812)
«Фиделио».
Положение Бетховена в Вене.
ГОДЫ КРИЗИСА. ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА
«Битва при Виттории».
Творческий кризис.
Поздние произведения.
Девятая симфония.
Последние годы жизни.
Новые веяния.
Все страницы

 

 

Трагедия музыканта и человека.

В годы напряженной борьбы за утверждение своего искусства на Бетховена обрушивается страшное несчастье — его поражает глухота. Первые признаки ослабления слуха Бетховен почувствовал, когда ему было 26 лет. Он долго скрывал эту болезнь и только в 1801 году в письме, обращенном к другу юности Вегелеру, писал: «Я веду, можно сказать, жалкую жизнь; два года уже, как я избегаю всякого общества, так как у меня недостает духу сказать людям: я глух. ЕСЛИ б у меня была какая-нибудь другая профессия, было бы еще терпимо; но при моей профессии это ужасно. Что будут говорить по этому поводу мои враги, которых не мало!.. Я часто уже проклинал и себя, и создателя за свое существование... Хочу, если удастся, пойти наперекор судьбе, хотя в моей жизни будут
моменты, когда я буду несчастнейшим созданием» .

Трагедия музыканта обострилась трагедией человека: Бетховен полюбил молодую аристократку Джульетту Гвиччарди. На недолгое время жизнь озарилась ярким светом, могучий прилив душевных и физических сил пробудил надежды на выздоровление, на близкое счастье. Всего лишь несколькими месяцами отделено следующее письмо к Вегелеру, но какая перемена настроений: «Ты едва поверишь, как одиноко и печально провел я последние два года: глухота, точно призрак какой-то, являлась мне повсюду, я избегал людей, казался мизантропом, на которого так мало был похож... Раньше я постоянно хворал, а сейчас — телесные мои силы, а вместе с тем и духовные с некоторого времени все больше крепнут. С каждым днем я все ближе к цели, которую чувствую, но не могу определить. Только этим может жить твой Бетховен. Не надо покоя! Иного покоя, кроме сна, я не признаю... Вы должны видеть меня счастливым... Я схвачу судьбу за глотку, совсем согнуть меня не удастся. О, как прекрасно прожить тысячу раз!». Но новый удар подстерегал Бетховена. В глазах аристократической семьи и общества Джульетты Гвиччарди Бетховен был всего-навсего музыкантом-плебеем, недостойным руки отпрыска знатного рода. Да и сама Джульетта предпочла выйти замуж за графа Галленберга. Стала
очевидной и неотвратимость потери слуха. Крушение мечты о счастье, ужас, испытываемый от надвигающейся глухоты, привели Бетховена к мыслям о самоубийстве. По совету врачей Бетховен уезжает в Гейлигенштадт — уединенное место неподалеку от Вены. Курс лечения, принятый Бетховеном, не оправдал надежд, и мысли о смерти не
покидают его. В октябре 1802 года он пишет завещание братьям Карлу и Иоганну, получившее название Гейлигенштадтского. Это документ необыкновенной трагической силы, памятник тяжкой драмы художника, стоявшего на грани жизни и смерти. Приводим завещание в отрывках:
«О вы, люди, полагающие или толкующие, будто я злобен, упрям, мизантропичен,— как вы ко мне несправедливы; вам неведома тайная причина того, что вам мнится. Сердцем своим и разумом я сызмальства предрасположен к нежному чувству доброты, я всегда был готов к свершению великих дел. Но подумайте только, что вот уже шесть лет нахожусь я в злосчастном состоянии... из года в год обманываясь в надежде на излечение, я принужден был, наконец, признать, что стою перед длительным недугом (излечение которого отнимет, быть может, годы, а то и вовсе невозможно); наделенный от природы пылким живым темпераментом, питая даже склонность к развлечениям света, я должен был рано уединиться и повести замкнутую жизнь... мыслимо ль мне было открыться в слабости
чувства, которое должно у меня быть намного совершеннее, чем у других, чувства, которым я владел когда-то в высшей степени совершенства, в той степени, в какой им владеют, да и владели, наверное, только немногие из представителей моей профессии — о, нет, это выше моих сил... Для меня нет отдохновения в обществе, в непринужденных беседах и во взаимных излияниях, я должен находиться почти наедине с собой и могу себе позволить появляться на людях лишь при крайней необходимости; я должен жить как изгнанник, потому что как только я приближусь к какому-нибудь обществу, меня охватывает жгучий страх перед опасностью обнаружить свое состояние... какое
унижение приходилось мне испытывать, когда кто-нибудь, стоявший подле меня, слышал издалека звук флейты, а я ничего не слышал, или он слышал пение пастуха, я же опять ничего не слышал. Такие случаи доводили меня до отчаяния, недоставало немногого, чтобы я покончил с собой. Только оно, искусство, оно меня удержало. Ах, мне казалось
невозможным покинуть мир раньше, чем исполнено мною все то, к чему я себя чувствовал призванным, и так я влачил эту жалкую жизнь...
Терпение — так зовется то, что я должен теперь избрать себе путеводителем, и я обладаю им... На двадцать восьмом году жизни я принужден уже стать философом; это — не легко, а для артиста труднее, чем для кого-нибудь другого... Если она (смерть.— В. Г.)
придет раньше, чем представится мне случай полностью проявить свои способности в искусстве, то, несмотря на жестокую судьбу мою, приход ее будет преждевременным, и я предпочитаю, чтобы она пришла позднее» .
Уезжая из Гейлигенштадта, Бетховен записывает на обороте завещания: «Итак, я покидаю тебя — и покидаю с печалью. Да, надежда, которую лелеял я, которую принес сюда с собой, надежда исцелиться хотя бы до какой-то степени, окончательно потеряна. Как опали с ветвей и зачахли осенние листья,— так и она для меня увяла. Я удаляюсь отсюда почти в том же состоянии, в каком сюда прибыл. Даже высокое мужество, часто меня вдохновлявшее в прекрасные летние дни,— теперь исчезло. О, провиденье, дозволь испытать мне хотя бы один чистый день настоящей радости — так давно уж ее эхо умолкло в моей груди. О когда, о когда, о божество — смогу я его вновь услышать в храме природы и человечества — никогда? Нет! Это было бы слишком жестоко» .
В потоке произведений, созданных в 1800—1803 годах, нашло отражение все, что переживал в ту пору Бетховен; мрачная подавленность и неистово пламенный протест, порывы страсти и гордое смирение, поиски покоя, тишины и жажда жизни активной, деятельной. Таковы Третий фортепианный концерт c-moll, op. 37 (1800), соната As-dur, op. 26 с похоронным маршем и «Лунная» соната (1801), соната d-moll с речитативом, ор. 31 (1802), «Крейцерова» соната для (скрипки и фортепиано (1803) и ряд других сочинений.
Но страдание человека сделалось источником силы музыканта. Когда внутренний кризис достиг апогея и смерть казалась единственным желанным исходом, рождается идея Героической симфонии.
Всепобеждающая любовь к искусству, к жизни вытеснила личную боль и отчаяние.
Героическая симфония знаменует душевный перелом, с которого начинается самый интенсивный и плодотворный период в творческой жизни Бетховена. Наступает время зрелости и полного расцвета бетховенского гения.

 

 



Рейтинг@Mail.ru